Как известно, нужно отличать молитву от молитвословия: первое – в сердце, второе – в устах. И молитвословие еще не есть молитва.
Отсюда получается несколько выводов:
1. Молитвословие есть только путь к молитве, а мы часто смешиваем это.
3. Даже нужно сказать: сердечной молитве внешнее богомоление, уставность уже мешает.
Поэтому дальнейший очерк рассчитан не на сердце, а на ум, знание.
«Литургией», или, в переводе с греческого языка, – «общим делом», общим священнодействием, общею службою называлось в древности все богослужение целиком: оно состояло, как увидим сейчас, из разных частей и заканчивалось Евхаристией. И только впоследствии это слово «литургия» осталось за главной частью богослужения – Евхаристией, а прочие части получили другое наименование в зависимости от времени совершения (вечерня, повечерие, утреня, часы).
Разве что в первые времена благодарственно-радостный элемент был еще сильнее, чем теперь; а постепенно, с ослаблением христианской жизни и благодати, стали больше, чем прежде, проникать покаянные струи, моления, прошения, сокрушение, страх Божий;
авторами являлись преимущественно иноки, взявшие своею задачей «житие покаянное»: святой Феодор Студит, Даже святой великий Дамаскин. и он дал множество покаянного материала: разочарованный в суетности этого мира, он жил одной частью души на земле, а другой – и большею – в горнем мире.
Да и невозможно было иначе: с упадком благодати Утешителя человеку труднее становилось радоваться, а отсюда тяжелее стало и благодарить; легче было каяться, плакать и просить.
О истории изменения…
Апостол Павел пишет римлянам: «Мы не знаем, о чем молиться, как должно; но сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим.8, 26). А потом душа отыскивает и подходящие, соотвествующие мысли и слова. К тому же у одного и того же человека в разные моменты его духовной жизни или даже под влиянием разных его переживаний и настроений могут быть различные подходы к молитве: иногда он будет просить, в другой раз ему и это не под силу – недостоин, и он легче кается, иногда он готов хвалить Бога и обнимать весь мир. Разны, наконец, и люди.
Но мы возьмем «нормальную» молитву, исходя из двух несоменных и постоянных источников: бытия Бога и падения человека. К этим источникам молитвы присоединяется всегда и третий – земные нужды наши: даже если "дух и бодр, все же плоть немощна» (Мф. 26, 41). Так было всегда во всем человечестве, так, собственно, было в Ветхом Завете, так есть и теперь. В Новом же Завете присоединился четвертый чрезвычайный источник; это факт спасения, искупление мира, примирение с Богом, возвращение благодати, надежда на блаженство Царства Славы в Пресвятой Троице; от этого тон молитвы должен был измениться необыкновенно. Только центр был перенесен в другое место
Таким образом, «Ветхий Завет» еще должен жить в человеке; он подлежит переходу в Новый. В сущности, как и говорит апостол Павел, дана была "закваска" лишь новая (Мф. 13, 33), но тесто оставалось еще прежнее; однако в этой закваске и есть вся сила Нового Завета.